Пытки в милиции

Эту тему не раз поднимали в средствах массовой информации. Как правило, за громким заголовком следует рассказ с натуралистичными подробностями, а завершает статью абзац, основной смысл которого сводится к гневному «Доколе?!». Между тем, похоже, до сих пор никто не пробовал разобраться в этой проблеме, не сделал попыток понять, откуда берутся «палачи в погонах» и где искать истоки этого страшного явления.

В Интернете, на «Аргумент-форуме», одна из его участниц, комментируя очередное сообщение о пытках в милиции, спросила: «Что это – профессиональная деформация или изначально в милицию идут такие люди?» Ответ на этот вопрос даст частичное понимание истоков явления, а потому с него и начнем.

В процессе взросления романтизм, навеянный книгами и телесериалами, исчезает, но все равно тысячи молодых людей поступают в милицейские учебные заведения. Почему? Вряд ли кто-то из абитуриентов планирует жить взятками и пытками подследственных. То есть такие экземпляры наверняка попадаются, но не они составляют основную массу будущих служителей закона. Скорее всего, дело в другом. Те, кто выбирают профессию милиционера, ценят силу и власть. Это не хорошо и не плохо, просто каждой профессии свойственны определенные качества. Безвольный биолог не выглядит странным, другое дело – милиционер, военный или пожарный. Люди, выбирающие службу в милиции, осознанно или неосознанно хотят видеть себя сильными, волевыми и стремятся к власти. Не к власти «карьерной» (хотя карьеристов в милиции хватает), а к власти более «функциональной» – власти влиять на чьи-то жизни.

Среднестатистический гражданин сталкивается с «изнанкой жизни», став, например, жертвой преступников либо оказавшись в милиции по подозрению в совершении преступления. Обычный милиционер, опер или участковый, сталкивается с «изнанкой» ежедневно. И очень быстро у него вырабатывается то, что в обычном мире называется «черствостью», хотя на самом деле это защитный механизм, необходимый, чтобы не сойти с ума. Женщина со слезами жалуется оперу, рассказывает об избитом хулиганами сыне. Опер в ответ, зевая, интересуется: «Жить будет? Инвалидом не станет?». На этом его личный интерес к делу заканчивается. За время работы человек повидал сотни избитых, и то, что для большинства из нас трагедия, для милиционера просто очередной «материал» (папка с заявлением потерпевшего и другими сопутствующими документами). Дело тут вовсе не в том, что милиционер «черствый» от природы: естественное человеческое чувство сострадания притупляется с каждым годом службы в милиции. В ином случае милиционера очень скоро будет ожидать смирительная рубашка, либо запои, либо наркотики (такое, к сожалению, случается).

Кроме нечувствительности к чужому горю, обычно развивается нечувствительность к жестокости. Когда с жестокостью сталкиваешься ежедневно, неизбежно смещаются оценки степени тяжести содеянного. Причем – и это главное – сначала содеянного другими, а потом и самим служителем закона. На это накладывается ощущение власти (его дает милицейское удостоверение) и слишком частые «кошмары наяву» (их не способны притупить никакие «защитные механизмы»). Мы, обыватели, вряд ли можем себе представить, что чувствовали опера, которые задержали подонков, убивших семью, а потом игравших отрезанной человеческой головой в футбол. Не мы опрашивали в машине «скорой помощи» 13-летнюю девочку, изнасилованную и избитую несколькими бандитами, не сообщали ее родителям о том, что их ребенок скончался по дороге в больницу через пять минут после того, как сообщил приметы преступников. Оба этих случая рассказывали старые опера. Вспомнились же эти истории потому, что преступники были задержаны почти сразу и опера, их задержавшие, были с ними, мягко говоря, «очень жестоки» (но в этих случаях мы ведь не будем осуждать милиционеров?).

Словом, работа в состоянии постоянного стресса неизбежно приводит к деформации личности. Защититься от этого можно, по сути, только таким способом – уволиться из органов или попытаться перейти на «бумажную работу».

Но между «профдеформированным» милиционером и «палачом» – большая дистанция, преодолеть которую помогает явление, лишь вскользь упоминаемое в СМИ. Это явление называется...

Каждый «практикующий милиционер» (штабистов в расчет не берем) обязан за определенное время выдать «на-гора» определенные показатели: столько-то раскрыто преступлений, столько-то заведено дел, столько-то задержано или арестовано человек и т.д. Кроме того, есть главный показатель, который дамокловым мечом висит над руководителем каждого райотдела или управления, – «процент раскрываемости». Имеешь хороший процент раскрываемости – есть возможность карьерного роста. Плохой процент означает выговоры от начальства, а значит, прощай, очередное звание, новая должность. Поэтому «раскрыть любой ценой» становится первоочередной задачей каждого милицейского руководителя, который требует того же от подчиненных. Каким образом было расследовано уголовное дело, «выбивали» показания из подозреваемого или нет – это по большому счету милицейских начальников мало волнует. Так же мало волнует их тот факт, что многие уголовные дела возвращаются из судов на дорасследование или рассыпаются в прах во время судебных заседаний. Главное – «палка» (так милиционеры называют единицу раскрытого преступления) попала в отчетность. Конечно, за разваленные в судах дела наказывают милиционеров, но уже потом, а праведный гнев начальства нужно погасить сейчас. Вот и «гасится» гнев, и «рисуются палки» путем выбивания показаний из подследственного.

Эта проблема, кстати, имеет еще одну сторону. Далеко не всегда подследственный невиновен, но почти всегда на суде он заявляет о том, что признания из него были выбиты. Если в деле мало доказательств и оно строилось на показаниях самого подследственного, судья выносит оправдательный приговор, и человек, даже если он действительно совершил преступление, уходит от ответственности.

Кроме гонки за показателями, есть еще одна причина пыток – банальное вымогательство, но эта тема перекликается с темой коррупции в правоохранительных органах и заслуживает как минимум отдельной статьи. Здесь отмечу лишь, что вымогательство «под пытками» – следствие личностных качеств и профдеформации, помноженных на коррупцию в правоохранительных органах.

Профессиональная деформация служителей закона – видимо, «болезнь» интернациональная. Да и своя «палочная» система в той или иной степени присутствует, похоже, в большинстве полицейских структур. В конце концов, нераскрытое преступление – всегда головная боль для служителя порядка, вне зависимости от того, на каком языке этот человек говорит и какую форму носит. Иначе как объяснить тот факт, что пытают в полициях даже «развитых» стран?

Многие наверняка видели французский фильм «Доберман», где роль полицейского-психопата Савьера Кристини блестяще исполнил Чеки Карио. Интересно, что этот персонаж не далек от реальности: о жестокости французских полицейских знает вся Европа. Более того, во Франции полиция наделена гораздо более широкими полномочиями, чем наша милиция. Например, французский полицейский может задержать кого угодно на двое суток и не обязан при этом что-то объяснять. Для сравнения – в Украине можно без предъявления обвинения задерживать на два часа, да и то «для установления личности».

На «родине демократии», в США, ежегодно регистрируется до 20 тысяч случаев нарушения полицейскими прав человека. Тысячи американских полицейских ежегодно обвиняются в жестокости, необоснованном применении оружия, избиении и даже убийствах задержанных. Стабильно лидирует по этому показателю штат Техас, на который приходится пятая часть всех обвинений в жестокости американских полицейских.

Относительно благополучная Германия тоже попала в поле зрения правозащитников: немецкое правосудие очень умело покрывает палачей в погонах. В ряде федеральных земель этой страны ежегодно прекращают от 85 до 99 % всех расследуемых дел против блюстителей порядка, и лишь 1-6 % таких дел завершаются обвинительными заключениями. Дела против полицейских прекращаются с формулировкой «за отсутствием достаточных оснований к подозрению в совершении преступления».

Автора могут упрекнуть в том, что он становится на защиту «палачей в погонах», но это не так. Лично я убежден в том, что «палачи» достойны самого сурового наказания. Но наказывать за отдельные случаи – это не решение проблемы. Необходимо срочное и глубокое реформирование правоохранительных органов. Причем реформа должна коснуться в первую очередь «палочной системы».

Практически все министры внутренних дел независимой Украины говорили о своем намерении бороться с «палочной системой», своеобразным атавизмом плановой системы СССР. Но ни один министр, включая нынешнего, практически ничего не сделал в этом направлении. По-прежнему опера и участковые вместо того, чтобы обстоятельно разбираться в делах, вовлечены в абсурдную гонку за показателями.

Нужно внести изменения в законодательство. Украинские законы, в которых речь идет об отношении к задержанным и подследственным, достаточно либеральны. Нужно лишь добиться, чтобы законы выполнялись. Для этого необходимы новые постановления, регулирующие механизмы контроля за правоохранительными органами.

Кроме того, необходимо менять отношение к самой проблеме. Очень немногие из тех людей, которые столкнулись с физическим насилием в милиции, обращаются с жалобами в прокуратуру или к правозащитникам. Подавляющее же большинство пострадавших предпочитают «не связываться». И человек при этом не беспокоится, что избивший его милиционер завтра поступит точно так же со следующим задержанным, потом еще с одним... Безнаказанность, развязывающая руки «палачам», отчасти держится на том молчании, которое окружает проблему пыток в милиции.

Профессиональная деформация в работе правоохранителей неизбежна, раскрываемость для всякого милиционера или полицейского так или иначе всегда будет приоритетной задачей. В тех странах, где забота о правах человека задекларирована как приоритетная задача государства, проблема пыток в правоохранительных органах не менее актуальна, чем в Украине. Выскажу крамольную мысль: окончательно искоренить это явление невозможно. Но борьба с ним сродни борьбе с уголовной преступностью – искоренить пытки в правоохранительных органах как явление нельзя, но бороться с ним необходимо. Иначе страну захлестнет волна милицейского произвола. И произвол этот гораздо опаснее, чем произвол обычных преступников. За обычным бандитом стоит только он сам, а за бандитом в погонах – государство.