Именно такие чувства попытался мне подарить Харьковский академический театр имени Шевченко своей премьерой "Л.Ю.Ч.Е.", поставленной по пьесе литовского драматурга Лауры-Синтии Черняускайте "Трепетная Люче". Мне понятно, почему создатели спектакля исключили из названия слово "трепетная" (кстати, очень объемное и ассоциативное определение) - чего-чего, а трепетности в постановке меньше всего... Но вот почему после каждой буквы в имени Люче стоит точка - для меня абсолютный ребус... Нет, я могу, конечно, чтобы уж совсем не разочаровывать своих читателей косностью и консерватизмом, порассуждать на эту тему: дескать, в каждой букве образовавшейся аббревиатуры кроется какой-то тайный смысл или таким образом нам намекают, что время происходящего на сцене - настоящее, когда над нами довлеет это всеобъемлющее "ru". Правда, тогда подобное уточнение никак не вяжется с текстом, напечатанным в программке: "...Але те, що відбувається зі сценічними персонажами, могло статися будь-коли, будь-де і з будь-ким". Можно повитийствовать и на эту тему, но как-то не хочется. Не хочется играть в эти претенциозно навязываемые театром игры, за которыми, кроме словесной и постановочной эквилибристики, ничего не стоит.

Я могу понять естественное желание театра обновить свой репертуар новыми пьесами современной драматургии. Добавлю, однако, что это, как правило, кропотливый труд, поскольку во главу угла ставятся творческие и эстетические пристрастия театра, художественная целесообразность, связанная с жизнью многоликого коллектива в модели государственного репертуарного театра. Поиск новой пьесы не должен стать самоцелью - не важно что, лишь бы новое. Однако новое - это, увы, не всегда качественное. Впрочем, для театра, который в последнее время развивается по принципу отсутствия всяких принципов, новая премьера вполне показательна. Никто не несет никакой ответственности за создаваемый сценический брак. Мне долго рассказывали, что это эксперимент, поиск и т. д. Простите, господа, вы - государственный театр, поэтому сделайте репертуар для зрителей и экспериментируйте на здоровье, можете это делать параллельно со своей основной профессиональной деятельностью. Зрители не должны платить деньги за невнятные, сырые полуфабрикаты.

"Новый сценический язык", "новая драматургия", "новая режиссура" - часто встречающиеся сегодня определения, которыми многие, как фиговым листком, пытаются прикрыть свое невежество, бездуховность и непрофессионализм.

О чем спектакль "Люче" в постановке художественного руководителя театра им. Шевченко Степана Пасичника? О том, что в основе всех человеческих отношений лежат похоть, предательство, грязь... В одной из телепередач исполнители главных ролей спектакля Оксана Шопина (Люче) и Дмитрий Петров (Феликс) пытались (правда, не очень внятно) рассказать, что они играют. Эта невнятность не их вина, но их беда, потому что в той партитуре спектакля, которую выстроил для актеров режиссер, они вряд ли понимают, что представляют собой персонажи, ими играемые. Странность речевая и поведенческая никак не складываются в сценическое действие. Внешние постановочные приемы с использованием эффектных систем дождя (спасибо А.Жолдаку за приобретение) и снега, используемые на протяжении всего спектакля, начинают раздражать, а потом и усыплять, создавая темпоритмовый монотон. Бедная Оксана Шопина! Талантливая актриса, повалявшись в дождевой луже (непонятно, почему), ходит во всем мокром. Правда, ее героиня надолго исчезает из спектакля, очевидно, в поисках другой жизни, чтобы появиться (спасибо режиссеру) в новой одежде - сухой, но очень напоминающей белый саван. Собственно, этим все и заканчивается, как писал Тургенев: "...и все они умерли..." Да, да, черт возьми, мы все умрем, но, как писал сатирик, "зачем же так быстро?" Я не берусь пересказывать читателю содержание спектакля, сохраняя интригу для заинтересовавшихся. А кроме того, это не так просто, поскольку отдельные сцены из жизни героев так "содержательны", что, как говорят в Одессе, "это надо видеть". Достаточно вспомнить сцену знакомства главного героя Феликса с женщиной (заслуженная артистка Украины А.Плохотнюк) в торговом центре. Вместо приветствия он задает незнакомой, но чем-то заинтересовавшей его женщине вопрос: "Вы мастурбируете?" Странно начавшийся разговор молодого героя заканчивается в постели уже немолодой женщины. Эпизод, на мой взгляд, ничего не значащий, если не считать, что за ним следует сцена с мамой (народная артистка Украины Л.Платонова), несущая элементы фрейдистских намеков на так называемый эдипов комплекс. Мама читает сыну долгий монолог о похоти, о том, почему она временами бьет парализованного папу, который перестал быть мужчиной, и т.д., и т.п. Естественно, что мальчик, живя в такой мрачной и бездуховной атмосфере, слушая по ночам, кстати, вместе с больным папой, звуки, издаваемые мамой в процессе сексуальных утех с соседом, стремится вырваться из этого ужаса. Но за этим порочным кругом его ждет еще больший ужас неадекватных отношений с окружающими. Одним словом - холодно, холодно, холодно, страшно, страшно, страшно... Жена Феликса Люче  влюблена (извините за слово, т.к. к этому спектаклю понятие "любовь" неприменимо) в парня, который сдает в аренду коньки (артист А. Борисенко). Он - бывший летчик, о чем напоминает иногда звук пролетающего самолета. Что это за человек, мне непонятно, да это и неважно. Главное, что у него постоянно беременная жена Таня (артистка А. Колесник), к которой он относится так же странно и не мотивированно, как странно и не мотивированно в этом спектакле все. Нужно сказать, что, кроме основных персонажей, в спектакле есть большая массовка. Это люди, появляющиеся либо в торговом центре с тележками, либо на вокзале с чемоданами. Помимо тележек и чемоданов, они еще носят зонты, т. к. постоянно идет дождь. Все движения участников массовых сцен отлажены до действующего механизма, каждый движется по своей траектории, часто под прямым углом, создавая в общей массе бесконечное хаотично-суетливое брожение. Целлофановое обрамление сцены, трансформируясь то в ледяной каток, то в берег моря (очевидно, Баренцева), акцентирует режиссером (я сознательно избегаю слова "атмосфера", т.к. атмосфера спектакля - это практически решенный точный замысел) холодность и неприкаянность всего происходящего. Весь путь Феликса, его встречи, финал, на который выводит его режиссер, невнятны и неряшливы. Опять вспоминаю сатирика: "Я не стал этим и не стал тем, и я передам тебе свой опыт". Появление Люче в финале так же непонятно, как и ее исчезновение. Где была эта девочка на протяжении половины спектакля остается только догадываться, но не хочется... В белом платье, с дымящейся чашкой в руках среди всего этого холода, она предлагает несчастному, одинокому Феликсу то ли чай, то ли яд. Я сейчас вспомню Кая из "Снежной королевы", но не потому, что я это увидела в спектакле, а потому, что у каждого критика существует соблазн придумывания своего собственного спектакля. Должна сказать, что этот "дымок" не согревает героя, и, не смотря на то что встреча Люче и Феликса была для обоих желанна, они ложатся в белую холодную постель так же, как это сделали мама Феликса и его парализованный папа. Одним словом, все умерли. Полная безысходность и абсолютная чернуха.

В одной из своих последних статей известный московский критик Борис Михайлович Поюровский назвал болезнь многих сегодняшних режиссеров комплексом Герострата. На мой взгляд, это очень точное определение того, что своей деятельностью позиционируют люди, называющие себя режиссерами. Разрушение сегодня приобрело такие тотальные масштабы, что трудно представить, как из всего этого удастся выгрести. Так или иначе, все эти минусы нужно будет менять на плюсы, потому что жизнь продолжается, и человек рождается не для того, чтобы всю свою сознательную жизнь стремиться к смерти. Я знаю, что созидать труднее и сложнее, но мы же почему-то работаем в театре, созданном и придуманном для людей. Вот и давайте этих людей уважать, беречь и дарить им надежду на какой-то свет.