Европейские каникулы Александра Костенко: Рим

Мы продолжаем публиковать впечатления харьковского блогера Александра Костенко, путешествующего по Европе и описывающего свои "ощущения городов". О Будапеште можно почитать здесь, а сегодня – Рим.

Мы переехали в лето. Пальмы, 21 градус, волоокие девушки и быстроразговорчивые юноши, совершенно бешеное движение на улицах, отчего я, уже успевший привыкнуть к фантомным, неторопливым, как осенняя рябь в луже, венграм, начинаю нервно оглядываться по сторонам и ждать, что кто-нибудь волоокий уведет у меня из кармана какую-то ценность.

Здесь все не так, как в Будапеште, но здесь ты ощущаешь себя живым и поневоле бежишь, бежишь, увлекаемый потоком, пока не рухнешь, сраженный южным темпераментом, под лавровым кустом.

Местное метро напоминает кишечник - полный, бурлящий, с конфликтующими между собой ингредиентами, который на каждой станции выплевывает измочаленную порцию людей, но жадный город все нажевывает и нажевывает новых, судорожными глотками эскалатора опуская их в свое чрево. Негры, китайцы, арабы, гомосексуалисты, хохочущие подростки, пенсионеры, крашеные в черный и с выстриженными бородками, местные - весь этот люд орет, топчется, цокает языком, толкается и улыбается во все свои тридцать два интернациональных зуба. Теперь я, кажется, понимаю почему пала эта Великая империя. Они просто достали Боженьку своей крикливой эмоциональной болтовней.

Здесь каждый дворик - это маленький Эдем. Пальмочки, бордюры, разноуровневые газоны, цветы в кадках. Вход в подъезд - как правило тяжелая кованая решетка, за ней мраморный холл и маленький уютный лифт. У меня в голове даже не укладывается, как в таком лифте налепить объявление "Трезвые грузчики вывезут ваши бэбехи".

Я, кстати, понял, почему итальянцы такие доброжелательные. Выходишь утром на улицу кофе пить, толстовка на голое тело, глаз запух от римской ночи, щетина колосится, штаны без ремня сползают на незашнурованные ботинки, а тебе со всех сторон - бонджорно, бонджорно. И чешут дальше, улыбчивые, тая блеск в глазах под смешными солнцезащитными очками. А все потому, что их жилища начинаются с ухоженных уютных подъездов, а не как у нас - стены облезлые и в грибке, почтовые ящики выломаны любителями металлолома, на двери ручка скручена и в лифте жвачки по углам и всякая похабщина выцарапана.

На входе пожилой итальянец учит меня, как отпирать входную решетку. Голос его ласков и убедителен, я не понимаю ничего, кроме слова delicato, но знаю, что уже никогда не буду остервенело тыкать плечом в дверной косяк, потому что даже старинная решетка любит, когда с ней delicato.

Здесь так всё. Здесь мягкое густое тепло, здесь текучая, без пауз, речь на улицах, даже круассаны тут, которые тебе приносят по утрам, мягче и нежнее, чем наша хлебообразная, со вкусом горбушки, выпечка.

Кстати, кто сочинил, что Италия - столица моды? Может быть, где-то на закрытых показах, в узкой камерной тусовке и являют шедевры одежного искусства, но до улиц haute couture не докатывается. Среди молодых девочек здесь в моде черный - например, черный дутый куртец плюс черные лосины. Спасибо, конечно, что не леопард, но у нас в таком порядочная жительница Салтовки и на семки под подъезд не выйдет. У пацанов случаются единично симпатичные шляпки или может рубашечка у кого прострелит не аля "Барабашово", но в целом не лучше: ковбойка-клетка, портки цвета жидкая страсть и пластмассовые кроссы - верх куртуазности в стране победившего шоппинга. Это что касается casual.

В костюмной классике на удивление ходят многие молодые итальянцы. Может, потому, что ноябрь, и штаны с пиджаком заменяют им полупальто, а может, просто мне попадались банковские клерки, выскочившие на глоточек пиццы в обеденный перерыв. Мужчины постарше делятся на две неравнозначные категории. Первая, более многочисленная - это классика европейского пенсионера. Мятые светлые штаны из хлопка, объемная жилетка с накладными карманами из сеточки, мягкие же сандалеты "мозолья радость" и обязательно мерзопакостная панамка на голове - такими в рекламных проспектах изображают путешествующих рантье, где они символизируют безбедную старость и отсутствие артрита с паркинсоном, а также вызывают у молодых острую зависть и желание срочно состариться.

Вторая категория - классические мафиозные доны. Дорогущий с отливом костюм на прибитых грехами плечах, безукоризненный галстук и начищенные остроносые туфли, кожа на которых дыбится от восставших подагрических суставов пальцев ног. Пальцы рук донов увенчаны пафосными, цыганского червоного золота перстнями, а волосы их крашены в радикальный черный цвет, что, как утверждал классик мафиозной моды Пьюзо, является пошлым моветоном для стареющего итальянца.

Мне нравится этот город. Мне нравятся его огромные, просто параноидальные мраморные памятники имперскому величию, притрушенные любопытством тысяч путешественников; мне нравятся его индусы, выглядывающие по ночам из-за массивных резных дверей на узких подозрительных улочках околорыночных дебрей; мне нравятся эти аккуратные ящички publicita, полные свежей нетронутой утренней прессы, и даже улицы, покрытые решетками ливневок, под которыми скрыты глубины в три-четыре этажа, мне тоже нравятся, хотя я иду по ним, потея ладошками. Мне нравится соседский щен-ретривер, который, загребая косолапыми толстыми ногами, тянет ко мне хозяйку каждый раз, когда я пью кофе у входа, а они возвращаются с прогулки. Он такой же мягкий на ощупь, этот маленький слон цвета бивня, как и здешний климат, как и влажные глаза юных итальянок, как и местный говор, напоминающий своими интонациями ласковые уговоры.

Тяжеловесны и раздражительны здесь только огромные чайки, которые сидят на верхушках мраморных обелисков, а потом внезапно падают вниз, расправляя крылья только у самой земли. Эти чайки много веков назад доедали поверженных гладиаторов, умирающих на пропитанной кровью земле, а теперь гладиаторы исчезли, а вместо них появились праздные жадные туристы, которые не умирают, а лишь ходят и трогают ладонями вековые мраморные шероховатости, ранее принадлежавшие только чайкам.

На крыше базилики Св. Джованни, близ которой мы живем, возвышается статуя папы Сикста. Папа носит тиару, похожую на расколотую фисташку, и, чуть наклоня ее вниз, днем рассматривает суетливых людишек, а ночью следит за покоем бездомных, приходящих угнездиться в одеяло под многоэтажными воротами базилики. Мне нравится этот Сикст, который видимо был крутейшим чуваком и карьеристом, раз в его честь возвели этот колоссальный мемориал человеческого тщеславия.

В этом весь Рим - величие вселенских масштабов, за которым стоят обычные, знакомые нам человеческие пороки - алчность, гордыня, себялюбие и желание остаться в веках.