- Коллежский секретарь Корнилов, - отрапортовал молодой человек в полицейской форме, застывший по стойке смирно на пороге губернаторского кабинета.
Николай Николаевич Пешков, генерал-лейтенант, харьковский губернатор, поднял взгляд на посетителя и на несколько секунд задумался, стараясь предугадать степень важности сообщения. Многочасовой прием его утомил.
- Право, голубчик… - всех лиц лет до тридцати и явно ниже себя по положению генерал величал голубчиками. – Право… Не могли бы вы в следующий раз?
- Я прождал четыре часа, - сообщил вместо ответа на губернаторское предложение посетитель.
Генерал вздохнул и жестом руки предложил посетителю подойти ближе к рабочему столу. Полицейский чин сообщил о том, что намедни некий профессор технологического института Пильчиков выстрелил себе в сердце из револьвера в местной психиатрической клинике. Господин полицмейстер считает случившееся самоубийством. Однако есть целый ряд обстоятельств, в силу которых дело требует тщательного расследования.
Генерал оборвал доклад визитера вопросом:
- Что же вы ко мне-то с таким делом?
- Потому что это дело государственной важности, - спокойно и с уверенностью в голосе отрапортовал Корнилов. – Профессор Пильчиков занимался изобретениями, которые, окажись в руках неприятеля…
- Ну-у, знаете ли… Это не ваше дело знать, что есть государственной важностью, - строго урезонил коллежского секретаря губернатор. - И даже не мое. Это есть кому знать и без нас с вами. Впрочем, ежели надо, так расследуйте. Для того вам казна и деньги платит, - с едва заметным раздражением сказал генерал. Мыслями он давно был в отставке, о чем собирался подавать прошение на высочайшее имя, и вникать в дела подчиненной губернии с каждым днем ему хотелось все меньше. – Надеюсь, моего слова господину полицмейстеру будет достаточно?
Несколькими днями ранее
4 мая в частную больницу доктора Платонова прибыл лысоватый, в пенсне, с ухоженной бородкой и усами мужчина лет чуть более 50-ти в строгом костюме и с чемоданчиком в руке. Новый пациент – профессор технологического института Николай Дмитриевич Пильчиков – пожаловался на якобы психические расстройства, которые начал наблюдать за собой. Ему отвели отдельную палату на втором этаже.
Пациент был, прямо скажем, не простой. Николай Дмитриевич Пильчиков - физик, изобретатель в области радиотехники - родился в 1857 году в Полтаве. В 1880 году окончил Харьковский университет, в котором остался ассистентом на кафедре физики. Спустя 8 лет отправился на стажировку в Парижскую обсерваторию. Затем работал в Одессе и на Дальнем Востоке. В 1902 году вернулся в Харьков и до своей гибели в мае 1908-го служил профессором в технологическом институте.
Создал прибор, способный принимать не все радиоволны, а только имеющие конкретную длину. Прибор Пильчикова настраивался на определённую радиоволну и отфильтровывал все радиопомехи. 25 марта 1898 года в Одессе профессор Пильчиков демонстрировал свои опыты. С помощью радиоволн, проходящих через стены зала, он зажигал огни маяка, заставлял стрелять мини-пушку, подорвал небольшую яхту, изменил сигнал железнодорожного семафора. Профессор предлагал российскому военному ведомству прибор, который позволял взрывать заложенные мины на значительном расстоянии, не имея с ними никакого сообщения кабелем или проволокой, и просил денег на организацию лаборатории.
Однако военное ведомство не проявило интереса к изобретениям. Из запрашиваемых 150 тысяч рублей, профессор получил только пять тысяч на создание радиоуправляемой лодки для демонстрации Николаю Второму.
За уникальные для своего времени изобретения профессора Пильчикова называли "харьковским Теслой".
Утренний выстрел
6 мая около семи часов утра в палате на втором этаже раздался выстрел. Врачи и санитары бросились к палате профессора, но дверь оказалась запертой изнутри.
- Дворника! Ну, позовите же кто-нибудь дворника! – доктор Платонов дергал дверную ручку, но дверь не поддавалась.
Когда вскрытая топором дверь распахнулась, столпившемуся на пороге палаты персоналу открылась ужасная картина. Профессор лежал на кровати с большой кровавой точкой на груди и со сложенными на груди руками. Пациент был мертв. В нескольких шагах на тумбочке лежал карманный револьвер "бульдог". Легкий сквозняк, проникавший в комнату через приоткрытое окно, пытался перевернуть страницу лежащей на тумбочке книги.
С пулей в сердце можно жить
Закрытая изнутри дверь сразу же подтолкнула следствие к наиболее удобной версии - суицид. Изначально настораживала последовательность действий самоубийцы. Он выстрелил себе прямо в сердце, затем подошел к тумбочке, положил револьвер, вернулся, лег на кровать, сложил аккуратно руки на груди и умер.
- Теоретически это возможно, - сообщил доктор Платонов. – Видите ли, в чем дело… Способность раненого к действиям определяется не только анатомическим свойством повреждения, но и функциональным состоянием центральной нервной системы. Под влиянием сильных эмоций, страха, гнева человек, раненый в сердце, в течение некоторого времени может совершать какие-то действия.
Доктор даже припомнил один из случаев, описанных в медицинской литературе: подросток с огнестрельным ранением сердца жил 14 часов, двигался и разговаривал.
В полиции версию доктора сочли вполне удовлетворительной.
Обезьяна или акробат
Корнилов стоял под окном палаты профессора. От земли до окна не меньше пяти саженей. В стороне от окна на довольно значительном расстоянии находился водосток.
"В окно по водостоку не заберешься, - размышлял Корнилов. – А если на крышу и оттуда сбросить веревку?.."
Корнилов подошел к водосточной трубе и попробовал вскарабкаться по ней вверх.
Приставленный к Корнилову для поручений околоточный надзиратель скептически пробурчал:
- Да не, вашродь, тут разве что на крыльях.
- Токма аблизьяны какие тудыть залезть смогут или барышни из цирка, которые на качелях раскачиваются, - добавил дворник, чрезвычайно довольный тем, что ему удалось найти повод оторваться от профессиональных обязанностей.
Обезьяны и акробаты в Харькове водились только в одном месте - в цирке Грике, открывшемся за два года до описываемых событий и ставшем местом настоящего паломничества для охочих до зрелищ харьковцев.
Белокурая Жази (в миру бывшая мещанка Анастасия Синицкая) созналась мгновенно. Она рыдала, размазывая по лицу густой грим, и сквозь глубокие всхлипы сбивчиво излагала картину происшествия. Безнадежно влюбленный в дочь князя то ли N, то ли S студент харьковского технического института Войцехович захотел встретиться со своей пассией, которую родители упрятали в психиатрическую лечебницу. Жази за 15 рублей согласилась подняться по водосточной трубе на крышу и сбросить "влюбленному Ромео" веревочную лестницу, по которой тот пробрался на второй этаж. Услышав выстрел, Жази чрезвычайно испугалась, но самообладания не утратила. После того как студент с чемоданом в руке спустился вниз, она подняла лестницу и до темноты просидела на крыше. Затем она спустилась по трубе и вернулась в цирк, где за пропуск выступления была бита по щекам помощником господина директора с обещанием непременно вышвырнуть ее на самую грязную городскую панель.
Разоблачение
Студент Войцехович снимал шикарные для трех целковых в месяц апартаменты метра два на три на чердаке одного из мещанских домов на Екатеринославской. Корнилов с околоточным нашли студента неподвижно лежащим лицом к стене на сколоченной из досок кровати. Правоохранителей представитель учащейся молодежи встретил саркастической ухмылкой, столь модной в те времена среди разнообразных нигилистов, и репликой, призванной максимально подчеркнуть полное равнодушие к собственной судьбе:
- Заставляете себя ждать, господа сатрапы, я уж было начал волноваться…
Войцехович сознавался во всем тут же и с какой-то нарочитой бессовестностью. Профессора убил из "высших побуждений", так как его открытия, с которыми тот беспрестанно совался в военное ведомство, "не соответствовали гуманистическим идеалам грядущего человечества".
- Согласитесь, господин сатрап, это же довольно-таки подло пытаться убить кого-либо, нажимая кнопку, находясь в полной безопасности за три девять земель, - резонерствовал Войцехович. – Вот вы, - обратился он к Корнилову, - по глазам вижу, так бы никогда не поступили.
- Философ из вас хоть куда, а физиогномист – никудышный, - спокойно парировал Корнилов. – Благородный человек, вне всякого сомнения, достоин применения к нему кодекса чести. А врагов отечества я буду бить где угодно и как угодно, не выбирая средств.
- Ну и катитесь вы к черту, - Войцехович мотнул головой, словно получил оплеуху. – Ведите меня в свои казематы, мне все равно…
По дороге в Холодногорскую тюрьму, около вокзала студент, проявивший исключительную сноровку, схватил встречную бабу с кошелками, с силой толкнул ее в околоточного и бросился бежать в сторону железнодорожного полотна. Несмотря на тучность, околоточный оказался неплохим бегуном. Заметно опережая Корнилова, он мчался за студентом, весело приговаривая:
- Куда ж ты родной, от нас еще никто не убегал.
Беглецу оставалось перемахнуть через путь прямо перед набиравшим скорость составом, чтобы оставить преследователей с носом, но настигающий околоточный ловко подцепил его ногой. Со скрежетом и визгом затормозивший поезд прокатился еще около полусотни метров. Обежав состав, Корнилов с околоточным нашли студента в огромной луже крови с раздавленными в лепешку ногами.
- Что ж ты, братец, натворил? – тяжело дыша, воскликнул Корнилов околоточному.
- Даст Бог, выживет, - так же тяжело дыша, ответил тот, на всякий случай снял фуражку и перекрестился.
В тот же день студент умер в больнице.
- И что мне теперь прикажете? В арестантские роты вас отправить? – господин полицмейстер отозвался на действия подчиненного риторическим вопросом. – Эдак у меня служить только писарь в канцелярии останется, да и тот - дурак.
Коллежский секретарь Корнилов изложил свои соображения о дальнейшем расследовании дела. Квартирная хозяйка студента Войцеховича сообщила, что 6 марта, в день гибели профессора Пильчикова, к студенту приходил доктор-немец. Страдающая страстью совать нос в чужие дела квартирная хозяйка взялась подслушивать, однако разговор велся на немецком языке. Выходил доктор с чемоданом, который по описаниями походил на чемодан, похищенный из палаты профессора. Квартирная хозяйка попыталась обратиться к доктору за советом, что прикладывать к фурункулу, на что тот присоветовал ей пить рыбью кровь. Возникли подозрения, что доктор к медицине не имеет никакого отношения. Есть все основания подозревать действия иностранной разведки.
На лбу полицмейстера выступили мелкие капли пота.
- Вы знаете что, господин коллежский секретарь, все эти фантазии оставьте, - проворчал полицмейстер, вытирая лоб платком. – Только шпионских романов нам здесь не хватало. Да и кто такой этот ваш профессор, чтобы за ним разведки охотились? Высочайшая особа, что ли? Пустое это все. Возвращайтесь-ка к первоначальной версии, а вот эту самую цирковую мамзель – вон из города. В Сибирь. На Северный полюс. Хоть в Африку. Через сутки чтобы духу не было.
Гибель профессора Пильчикова постановили считать самоубийством, спровоцированным психическим недомоганием.
Эпилог
Спустя несколько дней после "самоубийства" профессора в немецкий генеральный штаб с диппочтой была доставлена посылка, в которой находилась толстая в светло-зеленой обложке тетрадь с надписью "Проф. Харьк. технолог. ин-та Пильчиковъ Н. Д." Для практической реализации идей профессора в военных целях потребовалось несколько лет.
В марте 1917 года немецкий радиокатер F-12, управляемый с самолета, потопил британское судно. Правда, это ноу-хау не принесло германской армии решительного технического перевеса. Спустя полтора года война была проиграна.
