.jpg)
Дверь открылась, и в кабинет легким шагом вошел, почти вбежал элегантный господин. Китель его был странного кроя, и даже весьма искушенный в чиновничьем облачении Гуров затруднился сказать, к какому ведомству принадлежит вошедший. Впрочем, очень дорогое сукно говорило о том, что костюм этот шился на заказ и должен был свидетельствовать об общей принадлежности к слугам государевым, причем к слугам очень высокого ранга, которым уже не важны знаки различия. На носу у вошедшего были очки в золотой оправе, на пальце – массивный и очень дорогой перстень. Был посетитель этот лет тридцати пяти, но уже начинал лысеть, лицо его было с мелкими чертами и чрезвычайно живое.
- Добрый вечер, Герман Августович! – обратился он к губернатору и, не давая тому ответить, тут же выпалил: - Услышал случайно часть разговора. Опять на любимого конька сели? Негоже столпа общества клеймить, тем более, среди петербуржских чиновников полицейского ведомства.
Губернатор разулыблася, пожал вошедшему руку и ответил:
- Шутить изволите, Михаил Павлович.
Такая реакция на очевидную дерзость свидетельствовала о том, что губернатора и вошедшего господина связывали дружеские отношения, а то, что посетитель сразу понял, кто такой Гуров, - о его большой информированности.
- Секрета тут никакого нет, – как бы отвечая на мысли Гурова, заявил вошедший, садясь в кресло. - Мне в приемной сообщили, что вы - полицейский надзиратель сыскной части Федор Иванович Гуров. Правильно? Позвольте и мне отрекомендоваться – Михаил Павлович Реуцкий, тайный советник, чиновник по особым поручениям при министре финансов Сергее Юльевиче Витте. Прибыл из столицы месяц назад с целью ознакомиться с делами покойного в связи с его просьбой о государевой поддержке. Теперь, раз уж так сталось, провожу небольшую ревизию скромных накоплений покойного. Увы, почти что в частном порядке. Министерские, наделенные официальными полномочиями, должны приехать со дня на день.
Реуцкий понравился Гурову, еще и тем, что буквально сразу возникшую у него мысль высказал.
- А ведь мы с вами почти что одним делом занимаемся, только я - по финансовой части. У вас же в полиции пока что нет специалистов подобного профиля? Так что я смогу быть вам полезен. Да и для меня знакомство с человеком, чье дело - выявлять грубое беззаконие, будет не лишним. Так что давайте-ка работать вместе. Одна голова хорошо, а две лучше. Тем более, вас характеризовали как человека очень толкового.
"В приемной, что ли, характеризовали?" - подумал Гуров без всякого удивления. В том, что чиновник такого ранга был заранее осведомлен о его визите и успел навести справки, не было ничего необычного.
- Отчего же не поработать, – сказал Гуров.
- Вот и славно, – ответил Реуцкий. - Давайте завтра в десять увидимся в Земельном банке. Где он – вам каждый скажет. Там очень интересные дела творятся. Я вам - таких персонажей покажу, что ваши петербуржские бандиты покажутся детьми невинными.
Гуров распрощался, выслушал дежурные заверения губернатора во всяческой поддержке, в том числе по полицейской части, и, уходя, успел заметить, как губернатор наклонился и полез в стол за рюмками. Два друга отмечали окончание дня. Гуров же пока друзьями не обзавелся, да и отмечать ему было пока нечего.
Впрочем, некоторые итоги уже можно было подвести. Гуров уже понял в общих чертах причину озлобленности извозчика. Теперь он мрачно размышлял над тем, что если смерть харьковского промышленника не была случайной, то количество подозреваемых, до того измерявшееся единицами, теперь может измеряться тысячами. Кроме того, отчасти становилась понятна причина озабоченности Филиппова ростом в Санкт-Петербурге количества преступников из Харькова и находящихся южнее губерний. Обезземеливание крестьян и массовые банкротства мелких землевладельцев толкали сотни людей на путь попрания законности. И покойный Алексей Павлович Алчевский был тому очень существенной причиной. Но почему эта людская волна при этом огибала сам губернский город, еще предстояло разобраться.
Возник у Гурова по итогу дня еще один вопрос. Выйдя из здания губернаторской канцелярии, которая располагалась рядом с резиденцией губернского начальника на улице с объяснимым названием Губернаторская, он решил пройтись пешком. Гуров запомнил путь, которым его вез извозчик, и мысленно проложил маршрут: вверх до улицы Пушкинской, потом – дальше до Сумской, по Сумской - налево и все время вниз, до конца, после чего – направо до площади, которая называлась Павловской и была рядом с его гостиницей. Вечер был прекрасным, и прогулка обещала выдаться приятной. Если бы не вопрос.
Вопрос появился, когда коляска, стоявшая на противоположной стороне улицы, отъехала (как потом понял Гуров, она была отпущена за ненадобностью, потому что он, Гуров, пошел пешком). Взору открылся огромный детина, который пялился на Гурова, но тут же отвел взгляд, когда Гуров в упор на него посмотрел. Гуров зашагал вверх по Губернаторской, и детина, слегка косолапя, пошел за ним. Окончательно в том, что филер следит именно за ним, Гуров убедился где-то в районе Пушкинской. Улицы, по которым шел надзиратель, были оживленными, к тому же было еще довольно светло, и Гуров был скорее озадачен, чем напряжен. А озадачиться было от чего.
Три года назад ловили они в Санкт-Петербурге ловкого шулера, ученика знаменитого на всю Россию карточного фокусника Дмитриева из Нижнего Новгорода, которым восхищался сам Гудини. Ученик превзошел своего учителя, по крайней мере, в части жадности, и даже ходили слухи - обчистил кого-то из представителей императорской фамилии. Этим, кажется, и объяснялся размах мероприятий по его задержанию. Тогда-то Гуров и познакомился с филерами из охранного отделения. Своей филерской службы в полиции не было, и за помощью обратились в "охранку" в силу деликатности и государственной важности предприятия.
Тогда филеры и посвятили Гурова в некоторые особенности своего мастерства или даже, как решил тогда Гуров, – искусства. А искусство это предполагало по возможности незаметность, четкий расчет маршрута объекта, сменяемость филеров и многое другое. А еще филеры были людьми как будто стертыми: взгляд на таком субъекте никогда не остановится. Быть заметным легко: напяль на себя розовый бант или фиолетовые штиблеты – и все внимание к тебе приковано. А вот слиться с улицей, стать неразличимым в толпе – это действительно искусство.
Шулера, благодаря филерам, они тогда вычислили. Правда, через два дня его нашли зарезанным в Крестах, к заметному облегчению начальства и, видимо, тех, кто затеял это расследование. Было ли это убийство случайным или кто-то прятал в воду концы деликатного свойства, Гурову было не ведомо. И вообще – подобных вопросов он приучился даже самому себе не задавать, выработав за время государственной службы известную дисциплину мышления. А вот опыт общения с филерами ему потом неоднократно пригодился.
И вот сейчас опыт подсказывал, что филер этот - не то что не специалист в своем деле, а вообще – смешная карикатура на филера. Кроме внешности, мягко говоря, выдающейся, имел он еще одну особенность: одежда, вроде бы самая обычная, висела на нем как-то нелепо, и сам "филер" то и дело ее поправлял или одергивал, как будто не привык к такому облачению. Для военного он был слишком молод, и это еще больше заинтересовало Гурова, который решил сразу разобраться, кто таков этот детина.
Свернув с Сумской направо, он направился к огромной колокольне, поразившей его с утра. Гуров остановился и прочел на табличке, привинченной к церковной ограде, что это Успенский собор, а поразительная колокольня возведена в честь Александра I и победы российской армии в Отечественной войне 1812 года. Потом Гуров повернулся так, чтобы скользнуть взглядом вокруг, и убедился, что "филер" на месте. После этого он быстро пошел вниз по широкому мощеному спуску, ведущему к мосту через реку, и к другому огромному собору, который не имел столь высокой колокольни, но смотрелся куда внушительнее. Справа оставался небольшой, но красивый сквер, находящийся на крутом склоне, а потому состоящий почти сплошь из плавно спускающихся ступеней. Еще правее находилось еще одно сооружение, вернее - группа сооружений, украшенных куполами. Их Гуров успел рассмотреть в уже сгущающейся темноте. Он спустился вниз, до большой улицы, которая, как он потом узнал, называлась Клочковская, и повернул направо. Быстро миновав сквер, он зашагал вдоль высокого забора, который ограждал, по всей видимости, не просто церковь, а монастырь. Дойдя до первого поворота направо, он остановился и стал ждать. Через минуту показался детина. Столкнувшись нос к носу с Гуровым, он остолбенел.
- Ну, кто таков? – как можно миролюбивее осведомился Гуров.
При этом он приготовился поднырнуть под возможный удар правой, которого следовало бы миновать, потому что, учитывая конституцию "филера", дело могло закончиться плохо.
Но детина повел себя непредсказуемо. Он быстро перекрестился, выпалил неожиданно высоким голосом "Прэсвята Богородиця! " и припустил назад. Гурову закричал вслед: "Стой, дурак!" - и не спеша, потому что довольно долгая прогулка его утомила, затрусил следом. Но детина пропал. Слева был только забор, а справа - широкая мостовая. Даже в темноте Гуров увидел бы перебегающего ее "филера".
Объяснение нашлось довольно быстро: Гуров заметил в каменной стене небольшую дверцу, запертую на ключ. Замок был простецкий, но смысла пробираться на монастырскую территорию не было.
По крайней мере, ответ на один вопрос был получен: вот чем объяснялось неловкое обращение детины с цивильной одеждой. Но ситуацию это нисколько не проясняло, делая ее еще более нелепой. "Монах-филер? Или филер-послушник? Чушь какая-то", - подумал Гуров и зашагал в гостиницу.
